Уважаемый Михаил Афанасьевич!
Ваше творчество я открыла для себя несколько лет тому назад, когда на уроке литературы познакомилась с повестью «Собачье сердце». Потом были «Роковые яйца», «Дьяволиада» и, конечно, «Мастер и Маргарита».
Но рассказ об эксперименте профессора Преображенского, который в ходе научных опытов неожиданно для себя получает из собаки человека и затем пытается воспитывать это существо, оставил, неожиданно для меня, самые яркие впечатления. И даже не сам ход эксперимента, а его следствие, когда профессор возвращает Шарикова в его исходное состояние. Создаётся впечатление некой незавершённости, как будто Вы предлагаете читателю самому поразмыслить над дальнейшей судьбой «милейшего пса». С Вашего позволения, поделюсь по этому поводу своими представлениями.
Итак, прохладный осенний вечер, железная дорога, убегающая за горизонт, вокруг ни души. Мир, сделав большой вдох, притаился. В ушах медленно стучит метроном. Этот мёртвый прибор подражает биению сердца. Часы времени. Обратный отсчёт начался.
Тишина. Природа не спит, она наблюдает. В просвете лесной тропинки плетётся собака с перевязанной головой, еле дышит. Солнечные лучи пронизывают кроны деревьев и её уставшую душу. Но нет, она не чувствует их ласки. Необъятная грусть и равнодушие впились в худые ноги и обваренный, незаживший бок дворняги.
Постепенно древесную кору сменили высокие жёлтые стебли сухой степной травы. Внезапно исчезла тропинка – и, спотыкаясь, четвероногая пытается сменить бесшумные шаги на вертикальную походку. Увы, безуспешно.
До лесных ушей донеслись судорожные всхлипывания, похожие на плач недочеловека. Мысли собаки смешались, как тысяча пронумерованных цветных шариков, мелькающих в большом лотерейном кубе. Она ковыляет в сторону железной дороги. Идёт и бурчит: «Я - настольная игра на больничной койке. Уличная коробка - мой кукольный домик. Будь не ладен этого профессор!
Не так давно мне подарили «новую аппетитную косточку» - чужое мышление, чужую жизнь - чужой гипофиз... Тогда я начал жить. Жил, жил, жил, никому не мешал... было бы из-за чего им злиться! Подумаешь... Потом взяли и забрали. А позже приютили меня, как грязную собачонку! А я кто? Имею статус и должность в службе по отлову котов - Гражданин Шариков Полиграф Полиграфович! И как они посмели… Глупцы. Такой ум погубили! Позже все осознают и еще жалеть будут, что выбросили на свалку неограненный бриллиант.
Ну что же, пора погибнуть в этой собачьей шубе от жажды мести и душевной слабости, а не в человеческой коже и от старости. Пускай Преображенский немножко пострадает. Интересно, где его сейчас носит...
А всё-таки сердце скребет облезлая кошка. Жить надоело. Вон! Скачет мой железный всадник…У-у-у-у-у-гу-гуг-гуу!»
На этих мыслях Полиграф Полиграфович осторожно лёг на рельсы, как ребенок на кровать в ожидании маминого поцелуя, и стал ждать своей участи.
Виднеется поезд. В прокуренном вагоне грязный мужчина орет веселые русские песни. Их также не слышно. Слышен только метроном. Он выстукивает свой стальной приговор.
А за тридцать метров до собачьего тела природа словно ожила. Она выдохнула на поезд все скопившееся настроение, как после долгой комы, мол «Остановись! Стой!» Ветер засвистел и поднял в воздух языки пыли, смешав листву, песок и мелкие камешки. Трава зашелестела, заскрипели деревья. Вы чувствуете? Чувствуете прохладу, сдувающую солнце?! Это кричит природа.
Но увы... Пленник железной дороги был слеп... слеп душой. Одержим
чем-то гнилым, дряблым, темным. Причем уже давно. Будто зарос плесенью и грибами.
По ожившей местности разнесся короткий гудок, преобразился в глухой ультразвук и растворился, усадив мир в кресло беспричинного уныния.
Всё. Нет больше ни собаки, ни ветра, ни поезда. Лишь дорога, идущая вдаль и слепящие солнечные лучи.
Собака спит давно на рельсах,
Не слышит рева паровоза.
И что тянуть, совсем не дышит,
Собаку жизнь пинала словно...
